Так и не разобравшись с «универсальным гнездом питания», я улегся на кровать без просмотра фильмов. Маня посопела в клетке, словно обдумывая свое новое имя, и затихла. Наверное, ей снилась принесенная мной с охоты добыча.
Но в этот раз она ее не дождалась.
Снилась мне какая-то ерунда. То Илона, увозимая Жаном на алой божьей коровке, то Вержбицкий, ищущий меня, чтобы заставить убирать в гараже… я прячусь от него, но он неумолимо и неотвратимо снова оказывается рядом…
Потом словно я опять на Земле, пришел домой, и меня встречают мама с Люськой. Они что-то спрашивают у меня, я пытаюсь говорить с ними, но мы не можем понять друг друга, и я с ужасом осознаю, что забыл русский язык навсегда. Я пытаюсь что-то объяснить им, машу руками, но жестами всего не объяснить. Мама плачет, качает головой, сестренка сердится. Тогда я кидаюсь в комнату, чтобы найти тетрадку, нарисовать в ней как комиксы произошедшее со мной, но моя комната исчезает во тьме, тьме перехода между мирами, и когда я пытаюсь вернуться обратно, то не нахожу уже мамы и сестры, но оказываюсь в том самом злосчастном супермаркете, где в мои карманы подложили банки с красной икрой. Только людей в торговых залах нет, и я понимаю, что супермаркет закрыт, а меня могут принять за вора. Тогда я бегу к выходу, ощущая, что моя куртка потяжелела, что в карманах опять эти ненавистные банки. Я бегу, на ходу пытаясь выкинуть их из куртки, но не нахожу карманных швов, пробегаю все ряды с товарами и наталкиваюсь на сидящего за кассой Шмуля. У него уставшее и испачканное лицо.
«Шмуль, — зову я его, — Шмуль, что ты здесь делаешь?»
Он молчит, не обращает на меня внимания. Устало смотрит сквозь витрины на стоянку перед супермаркетом. Я смотрю тоже. Там наша «Скания», возле нее стоят Данилыч и Санек. Стоят и смотрят на нас. Потом садятся в машину и уезжают. Беззвучно.
Я ору им, пытаюсь бежать к витрине, но не могу продвинуться дальше кассы, и пищит, пищит мерзкий сигнал, оповещающий, что я хочу что-то вынести, не оплатив. «Скания» исчезает за поворотом, и Шмуль поворачивает ко мне голову. Он плачет. Кровавыми слезами.
«Алексей, — говорит он тихо, — Алексей… зачем вы нас убили?»
И тут сквозь рассыпающиеся водопадами осколков витрины в супермаркет врываются потоки круглых летающих тварей. Засыпают меня, сбивают с ног, погребают заживо.
Кажется, я кричу. Без голоса. Без звука. Внутрь себя.
И просыпаюсь.
Кто-то действительно звал меня по имени. Тихо так звал. Женским голосом.
— Алексей… Алексе-ей…
Осознав, что это мне не снится, я открыл глаза. Синеватый свет раннего утра проникал через щель в шторах и слабо освещал комнату. Я приподнял голову, пытаясь увидеть звавшего меня человека, но уткнулся взглядом в темный клубок у меня на груди.
Гивера.
То-то мне казалось во сне, что одеяло как-то потяжелело.
Пугаться было некогда, мысли заработали, пытаясь выбраться из вязкости сна, заползали в поисках выхода…
Стоп, а звал-то меня кто?
Я склонил голову набок, чтобы заглянуть за спящего зверька. В открытых дверях стояла Илона, держа в опущенной руке пистолет. Бледная какая-то. Или это освещение такое?
— Не шевелись пока и не говори ничего. — Илона сглотнула слюну, вся ее поза была до того напряженная, что я удивился, как она умудряется так спокойно говорить. — Думаю, тебе нужно постараться резким движением скинуть ее на пол, а я постараюсь в нее попасть. Лучше, чтобы это был дробовик — у него площадь попадания больше, но в доме рядом не оказалось…
Илона начала медленно поднимать руку с пистолетом.
— Надеюсь, она не совсем оправилась от ран…
Гивера подняла усатую морду и зашипела. Она точно не спала.
Илона сказала с чувством несколько слов на незнакомом мне языке.
— Она точно знает, что такое оружие!
Как только девушка опустила пистолет, гивера перестала шипеть.
У Илоны был явно растерянный вид. Если бы не напряженность ситуации, он меня бы позабавил. Но не в этот момент.
— Думаю, что прямо сейчас она есть меня не станет…
— Я же сказала: молчи! — не хуже гиверы прошипела Илона. Снова попыталась потихоньку поднять пистолет.
Гивера снова зашипела и сильно напряглась. Ее гибкое тельце припало к одеялу, и я понял, что она сейчас прыгнет…
— Стой, Илона, опусти пистолет! Уйди из комнаты!
Прыгнет, защищая меня.
Я не знаю, какие процессы происходили в этой, такой изящной с виду, звериной головке с выразительными большими глазами, но гивера, похоже, сочла меня за своего. И, включив меня в свою стаю, обязалась, по какому-то своему, звериному, кодексу, защищать от внешних агрессоров. То, что она могла считать меня своей добычей, как-то не пришло в мою голову. Слава богу, что не пришло.
Илона снова опустила руку с пистолетом, но не вышла из комнаты, с ужасом наблюдая, как я, не торопясь, поднялся на кровати, сел. Гивера спокойно перебазировалась с моей груди на колени. Потом приподнялась и обнюхала мой нос.
«Не откусила, слава богу», — подумал я, вспоминая несколько рядов голубых зубов и робко пытаясь погладить шелковистую шерстку.
Гивера без претензий приняла мою жалкую ласку, но не переставала поглядывать на остолбеневшую Илону.
— Это же бред! — наконец простонала та.
— Ты бы не раздражала Маню, а позаботилась, чтобы на завтрак побольше мяса было! — с невозмутимым видом заметил я, уже смелее поглаживая зверька и оглядывая комнату. Ага, в боку клетки зияла конкретная дыра.
— Как же ты металл прогрызла, золотце? — спросил я Маню. — И где я теперь буду тебя содержать?