Проходимец по контракту - Страница 51


К оглавлению

51

Я, в очередной раз удивляясь лексикону Данилыча, не соответствующего вроде бы профессии водителя, покачал головой:

— Давай еще раз попробуем: мне самому попытаться хочется, да и умыть тех, кто наш неудавшийся переход видел. Только, Данилыч, — водитель изобразил усиленное внимание, — а местные не будут помехой со своими криками?

— По Дорожному Кодексу, помешавший переходящим между мирами выплачивает круглый штраф плюс — оплачивает услугу Привратника, если потребуется. А требуют этого обычно всегда, — Данилыч ухмыльнулся: — Ни один торговец из своей лавки и носа не покажет, можешь не сомневаться. Видишь: поняли, что мы хотим еще попытаться, и все попрятались. Нам нужно будет только не забыть с Санька после штраф содрать: пусть серьезнее становится! Вычту, наверное, сразу при выдаче зарплаты, а то потом скажет, что все деньги уже куда-то ухнул. Было дело…

— Поехали, — потянул я его за рукав.

— Ты на меня внимания не обращай: бормочи все, что тебе надо, — Данилыч тронул автопоезд с места. — Хоть песни пой.

Я не отвечал, сосредотачиваясь на ощущении Проезда, снова закрыл глаза и сказал твердо:

— Мы пройдем, Данилыч.

Данилыч ничего не ответил, видимо поняв, что эти слова были сказаны больше для меня, чем для него.

Я продолжил потихоньку готовиться к невидимому Проезду, настраивая себя на него, представляя его как балку, куда уходит тропинка, чтобы снова вынырнуть на другой стороне, ярко освещенной солнцем. Я словно ощутил, как сбегаю с резкого откоса, набирая скорость, справа блестит Днепр, а я погружаюсь в прохладную после накаленного дневным солнцем берега тень и снова, используя набранную инерцию, поднимаюсь по противоположной стороне балки под лучи солнца, где на глинистой вершине выцарапано «Шебек».

Яркое солнце било в глаза после темноты балки. Блеск Днепра прямо ослеплял, заставляя щуриться, выжимая слезы.

Какой Днепр?!

Море, море без края. Со всех сторон до самого горизонта. Небо и море. Две бесконечные плоскости, уходящие вдаль, и даже не видно, где они сходятся: какой-то размытый здесь горизонт…

Небо и море.

И между ними — Дорога.

Прямая как стрела, как луч света, огненно-оранжевая, рассекающая пространство, словно отделяющая небо от моря, висящая тонкой лентой, не опираясь ни на какие видимые фермы. По крайней мере ничего, кроме оранжевой поверхности Дороги, я не наблюдал.

Я осторожно глянул вниз из бокового окна: внизу, на непонятно каком отдалении, блестела морская гладь, от падения в которую никакая видимая преграда нас не удерживала: Дорога просто обрывалась по краям, словно действительно была туго натянутой лентой. Какие-то транспортные средства проносились мимо нас, стремительно уходя вдаль по дорожному покрытию, не давая рассмотреть себя из-за огромной скорости.

Данилыч, изумленно матерясь, сбавлял понемногу скорость автопоезда: его, по-видимому, висящая в пустоте Дорога тоже немного выводила из себя, заставляя излишне осторожничать.

— Ты, Данилыч, останови, пожалуй, — попросил я его, понимая, что мне надо немного успокоиться, прийти в себя от… нет, не от обилия впечатлений — от одного, но поражающего воображение явления. Да и какая-то усталость после Проезда была…

— И то правда, — живо отозвался Данилыч. — Тут покурить бы не мешало, а то и съесть что-нибудь, чтобы успокоиться.

«Скания» остановилась. Я открыл дверцу и захлебнулся морским ветром, несколько раз вдохнул запах моря, успокоился и осторожно — нет, не спрыгнул — спустился на оранжевую поверхность, понимая, что эта осторожность — глупость: Дорога выдерживает автопоезд со мной внутри — выдержит и меня без автопоезда…

Отходить от «Скании» не хотелось, словно машина была единственным надежным, непоколебимым предметом вокруг, словно она не стояла на той же Дороге, что и я. Наконец я решился и рискнул подойти к краю Дороги, прилег на живот, борясь с легким головокружением, возникающим от понимания, что я нахожусь на тонкой — в десяток сантиметров — полосе, которую, как я обнаружил, вцепившись пальцами за эту самую толщину в десять сантиметров и заглянув за край, действительно, ничто не поддерживало. По крайней мере мои глаза ничего не видели.

Я отполз немного, приподнялся, уселся на край Дороги, свесив ноги вниз. В голову лезли всякие мысли о силовых полях и выпадающих из физики мира пространствах. Я прогнал эти мысли прочь, понимая, что бесполезно ломать мозги над тем, что, возможно, не могут понять целые институты.

Рядом со мной на край дороги осторожно присел Данилыч, протянул мне какой-то напиток в пластиковой упаковке, пирожок…

— Видишь как, Алексей, бывает… А ведь я тоже первый раз на Шебек вот так попадаю. Правда, я слышал: про это рассказывали бывавшие здесь водители, но теперь я и сам сподобился увидеть.

— Данилыч, — спросил я, жуя пирожок, — а как ты попадал сюда? С какой это другой стороны?

Данилыч не спеша закурил, спрятал пачку и зажигалку в карман, сплюнул вниз…

— Понимаешь, Алеха, какая штука: мы не там, где ожидалось, вышли.

— Что? Не там? Подожди, Данилыч, — я пытался переварить услышанное. — А где тогда должны были выйти?

— В мире перед Шебеком, где те ресурсы вырабатывают. Мы, водители, его еще предбанником прозвали, так как в основном все там свои фуры оставляют и разгружаются, и загружаются тоже там. А на сам Шебек только те попадают, кто на это пропуск имеют: бизнесмены там всякие… да и то — после серьезной проверки. А мы сейчас — над самым шебекским океаном, и кажется мне, что до самого архипелага не так уж и далеко…

51