— Давай сумку.
Я аккуратно засунул Маню в сумку, повесил ее на плечо, не застегивая, — ничего, удобно. Гивера тоже не проявляла недовольства, словно понимая, что сейчас не до строптивости. Она вообще не горела желанием идти дальше на своих четырех, видимо чувствуя впереди какую-то скрытую сейчас от нас опасность.
Я сказал об этом Нэко, пока мы потихоньку продвигались по узкому коридору, слабо освещенному иногда встречающимися возле каких-то квадратных ящиков то ли лампами, то ли — светодиодами.
— Она утечки чует, наверное, — пробормотал Нэко. — Нюх у нее все-таки получше, чем у нас. Смотри: у нас маски сейчас работают в холостом режиме, но, как только содержание ядовитых газов превысит норму, включится фильтр, предупредив вибрацией. Тогда сразу закрывай сумку, чтобы гивера не отравилась.
Мы, пригибаясь от провисшей толстой связки кабелей, идущей по низкому потолку, подошли к небольшим, но толстым стальным дверям, возле которых нас ожидала Ками. Она, подождав, пока мы подойдем поближе, прижала палец к своему респиратору, давая понять, что нужно соблюдать молчание. Потом погасила лампу на стене, просто выдернув ее из гнезда, и навалилась на дверь, которая, вопреки моему ожиданию, не издала ни малейшего скрипа. Из возникшей щели разом потянуло резким холодным ветром. Приоткрыв дверь до половины, Ками проскользнула в нее, не стукнув и не брякнув ни одним элементом своей амуниции. Мне стало понятно, зачем ее пушка со здоровенным стволом так тщательно обмотана тряпками, — для соблюдения тишины при карабканье через металлические препятствия.
Нэко протянул руку к моим очкам и отключил функцию ночного видения, до этого, должно быть, он провел такую же операцию со своими очками. Интересно, что такого находилось за этими дверями, что даже ПНВ могли нас выдать?
Когда глаза немного привыкли к темноте, я увидел, что из приоткрытой двери исходит слабое зеленоватое свечение.
Нэко практически прижался к моему уху губами и прошептал еле слышно:
— Иди следующим, не шуми, не разговаривай: у ремонтных автоматов слуховые рецепторы тоже имеются. Если что надо — я сзади буду, подскажу. Но, главное, следи за Ками, за ее знаками. Ну, пошел!
Я аккуратно, стараясь не задеть автоматом металл двери, просунул в приоткрытую дверь голову и чуть не заорал от неожиданности, когда чья-то рука пригнула мою голову вниз. Сердце чуть из горла не выпрыгнуло, но я вовремя понял, что это Ками.
Девчонка подняла на лоб свой ПНВ, заменив его изящными очками с желтыми в этом призрачном зеленом свете стеклами, за которыми темнели черные глаза, с усмешкой глядящие на меня.
Я послушно пригнулся, поправил сумку с Маней, спрятавшей даже голову, и, полуприсев, осторожно последовал за Ками по дну короткого решетчатого круглого туннеля диаметром метра в два. Здесь было достаточно холодно, ближе к нулю, как мне показалось, и очень сыро. Пар от дыхания сильно выделялся во влажном воздухе. За толстой металлической решеткой туннель был покрыт какой-то тканью, и через немногие небольшие дырки в этой ткани проникал все тот же зеленый свет. Там, где туннель заканчивался, была только зеленоватая пустота, и у меня возникло подозрение, что и под нами тоже пустота. Ками, добравшись до края туннеля, замерла, практически улегшись на металлическом дне. Я ждал, пока она даст какой-то знак. Наконец, Ками поманила меня рукой и исчезла за боковой стенкой туннеля. Я последовал за ней, стараясь не шуметь и внутренне радуясь, что обут в мягкие кроссовки, в которых довольно легко ступать неслышно. Там, где решетка туннеля заканчивалась, я еще больше пригнулся и заглянул за край. То, что открылось моим глазам, заставило меня покрепче ухватиться за решетку и судорожно перевести дыхание, хотя обычно я не боюсь высоты.
Огромное помещение, которое я не решусь назвать залом, но больше напоминающее гигантскую пещеру метров двести — двести пятьдесят в диаметре или немного больше, стены которой сплошь устланы разнообразными трубами, как кровеносными сосудами… И решетчатый туннель, из которого я сейчас выглядывал, был обрезком трубы, что выходила из сплетения других труб под прямым углом почти у самого потолка этой невероятной титанической камеры!
Примерно посредине этой рукотворной пещеры, наполненной дымкой испарений, располагался огромный ребристый диск, пересекая ее пополам и практически не доставая пару десятков, как мне показалось, метров до покрытых трубами стен. Не знаю, какой толщины был этот самый диск, но середина его поднималась конусом подобно перкуссионной тарелке, и из нее, соединяя диск с потолком камеры, выходила толстенная, не менее тридцати метров в диаметре, колонна, которая, возможно, пронизывала это огромное блюдо насквозь, выныривая с нижней стороны и уходя в дно камеры. Через равные расстояния колонна была утыкана фонарями, освещавшими ее грязно-зеленую поверхность, что и давало тот самый зеленоватый оттенок тусклому освещению всей камеры. Вся эта конструкция вдобавок еще и была опутана целой паутиной самых различных труб и кабелей, многие из которых тянулись до стен, кое-где соединяясь подобием мостиков, некоторые из труб были такими же решетчатыми туннелями одетыми в металлизированную, кое-где прорванную ткань другие были пушистыми и снежно-белыми от толстого слоя покрывающего их инея. От колонны отходили словно небольшие балкончики, соединенные друг с другом узкими решетчатыми фермами, виднелись темные прямоугольные и круглые проемы. Кое-где трубы пропускали и облачка окрашенного в зеленый цвет пара, то тут, то там скрывали некоторые участки картины и даже создавали иллюзию какого-то шевеления и жизни в этой фантастической паутине. Кое-где в переплетении труб на некоторое время вспыхивали то яркие, то тусклые светлые звездочки, словно светляки зажигали фонарики в ветвях.